Д`Артаньян, Гвардеец Кардинала. Книга 2 - Александр Бушков

с бедняком…

Это дон Хорхе Манрике, любимый поэт Рошфора. Положительно,должна быть причина…

– Я молю вас, дорогая Анна, не надо говорить опечальном, – сказал д’Артаньян. – Не хочу, чтобы нас с вами окутывалапечаль… Анна, мы с вами молоды, черт возьми, жизнь не успела нас огорчить…

– Меня успела, – сказала она, отвернувшись.

– Что я должен сделать, чтобы вы об этом забыли?

– Не знаю, – сказала она почти беспомощно. –Право, не знаю, Шарль. Может быть, просто оставаться рядом. Когда вы рядом,отлетает тоска, кажется, что в жизни и не было ничего горестного, я начинаюшутить – быть может, довольно неуклюже, потому что вы обижаетесь… Но я не хочувас обижать, я просто разучилась шутить, слишком долго после смерти мужачувствовала себя ледяной статуей, и только теперь, с вами, начала немногооттаивать…

Д’Артаньяну показалось, что его ноги не касаются земли, чтоон воспарил над берегом реки, бесплотный и невесомый, словно дым костра. Онуслышал гораздо больше, чем надеялся, и не было нужды что-то преувеличивать пообычаю влюбленных…

«Ну почему я не поэт? – подумал он удрученно. –Сейчас сочинил бы на ходу что-нибудь красивое и складное, и язык не казался быприсохшим к гортани…»

Он пытался найти какие-то невероятно важные и убедительныеслова, но вместо этого спросил:

– Нам еще долго идти?

– А мы уже пришли, – ответила Анна, останавливаясьперед калиткой в глухой стене, по английскому обычаю окружавшей дом, и доставаяключ. – Этот дом лорд Винтер еще, будем надеяться, не выследил…

Ключ легко и почти бесшумно провернулся в хорошо смазанномзамке, и д’Артаньян закручинился не на штуку: тяжко было думать, что послевсего только что прозвучавшего из ее уст придется брести назад в «Кабаньюголову» темными лондонскими улочками, мимо припозднившихся трактирных гуляк.

Она помедлила и, подняв к нему серьезное личико, глядячуточку беспомощно, сказала тихо:

– Входите, Шарль. Я здесь полная хозяйка и никому необязана отдавать отчет…

Они неторопливо прошли по короткой аллее и поднялись накрыльцо небольшого дома, где свет горел только на первом этаже. В прихожейнавстречу им настороженно выдвинулись двое рослых мужчин – один со старомодным,но ухоженным палашом, второй с парой двуствольных пистолетов – и после жеста,поданного Анной, разомкнулись, дали дорогу. Однако по-прежнему смотрели над’Артаньяна угрюмо-выжидательно, с видом хорошо обученных охотничьих собак,доверявших только хозяину, а всех прочих живых существ, сколько их ни есть насвете, рассматривавших лишь как возможную дичь – только дай команду…

– Не беспокойтесь, – сказала Анна. – Этоверные люди, слуги из нашего поместья.

– Куда уж вернее, – проворчал д’Артаньян. –Особенно этот, с палашом, так и прикидывает, куда мне половчее лезвие вогнать…

– Видите ли, Шарль, они научены горьким опытом… А еслиучесть, что у этого, с палашом, во время очередного неизвестно кем устроенногонападения на мой прежний дом убили родного брата… Простите им некоторуюугрюмость.

– Охотно, – сказал д’Артаньян. – Но незатруднит ли вас объяснить этим достойным господам, что я готов умереть за васеще охотнее, чем они оба? Я не страшусь опасностей – но не хотелось бы понедоразумению получить по голове этим прадедом нынешних шпаг…

Анна перебросилась со слугами несколькими фразамипо-английски, и они окончательно отступили в темный угол.

– Пока что все в порядке, – сказала она. –Они уверяют, что никто не следил за домом, и никого подозрительного не былопоблизости.

– Прекрасно, – сказал д’Артаньян. – И что жедальше?

– Дальше? – повторила она задумчиво, с той жебеспомощностью. – Дальше… В конце-то концов… Пойдемте, Шарль.

Она взяла д’Артаньяна за руку и не отпускала ее до самойдвери спальни.

И вскоре заветное желание д’Артаньяна исполнилось –решительно вопреки тому, как порой случается со сбывшимися желаниями,приносящими, вот диво, разочарование. Не было никаких разочарований, наоборот,он чувствовал себя море– плавателем, после жутких штормов и прочих опасностейвошедшим в обетованную гавань. Когда обнаженная девушка оказалась в егообъятиях, когда она отвечала на поцелуи покорно и пылко, когда она убраланаконец узенькую ладонь, прикрывавшую последнюю крепость, и победитель вступилв свои права, с восторгом заглушая поцелуем невольный стон, в его душе родилосьнечто прежде неизведанное – не привычное торжество покорителя очереднойтвердыни, а умиротворенная нежность странника, нашедшего то, что он искал такдолго. Все было иначе, совсем иначе. Считавший себя невероятно опытным и чутьли не уставшим от женщин, д’Артаньян вдруг сообразил, что все его прежниепобеды были и не победами вовсе, а чем-то другим – уж, безусловно, не имевшимничего общего с любовью. Только теперь, в объятиях Анны, удивительным образом ипослушной, и властвовавшей над ним, он понял, что следует называть настоящейлюбовью, – слияние душ, а не только тел…

– Вы не уснули, Шарль?

– Ну что вы… – сказал д’Артаньян, пребывая внезнакомом прежде состоянии – блаженного, усталого счастья. – Мне простотак хорошо, что шелохнуться боюсь – вдруг проснусь, и окажется, что все это мнепросто приснилось…

– Что с вами? – спросила Анна озабоченно,прижимаясь к его плечу. – Вы вдруг так встрепенулись, передернулись,словно в вас угодила пуля…

– Вы будете смеяться…

– И не подумаю.

– Невероятная чепуха лезет в голову, – смущеннопризнался д’Артаньян. – Отчего-то примерещилось вдруг, что на самом-тоделе меня так и убили в Менге разъяренные горожане, проткнули алебардой, и насамом деле я умираю сейчас в пыли на том дворе, а все дальнейшее: Париж, дуэли,кардинальская гвардия, король, заговор, Нидерланды, вы – все это лишьуместившийся в краткий миг невероятно долгий сон. Словно душа, как бабочка, передтем, как отлететь навсегда, взмахнула крыльями, и этот мимолетный отблесксолнца на крыле бабочки и есть долгий сон… Глупость какая…

– Смеяться я над вами не буду, потому что обещала несмеяться, – сказала Анна ему на ухо суровым шепотом. – Но вот рассержусьобязательно. Значит, по-вашему, я – не более чем мимолетный сон? И я, и все,что здесь произошло, и сам этот мир? Стоило отвечать на ваши чувства, чтобы внаграду услышать о себе такое…

– Анна, поверьте…

– Не бойтесь, я же не всерьез… Бедный вы мой… – Оналегонько коснулась его щеки. – Что же у вас творится на душе, если вы исейчас вспоминаете о смерти? Жизнь с вами обходилась не так уж и сурово до сихпор…

– Как знать, – сказал он задумчиво. – Чего-товажного она меня уже лишила. Даже не она, а Париж. Ох, этот Париж! Анна, Анна…Простите, что я даже сейчас, в ваших объятиях, несу всю эту чушь, но до сих пормне просто не с кем было поговорить по душам, у меня есть друзья, но это совсемне то… Понимаете, Париж проделал со мной нечто странное – он вырвал кусок издуши, а взамен ничего не вложил. Многое оказалось совсем не тем, чем виделосьпровинциалу в далеком Беарне, – и люди, и вещи, и даже иные идеалы… Многоеоказалось сложнее во сто крат – а что-то ничтожнее…